Вера Воронкова — о своем Учителе и друге Алле Покровской.
Алла Борисовна Покровская родилась 18 сентября 1937 года. Ее имя священно в театральном мире. Очень многие из тех, кто сегодня интересен на сцене, либо учились у нее непосредственно, либо делали это, работая с Покровской в одних спектаклях. Она — прекрасная актриса, отдавшая 45 лет “Современнику” и еще 15 — МХТ им. Чехова. Народная артистка России, режиссер, профессор, обладатель “Золотой Маски” в номинации “За выдающийся вклад в развитие театрального искусства”. Алла Покровская снималась в кино, причем в таких культовых проектах, как “Июльский дождь”, “Следствие ведут ЗнаТоКи”, “Охота на лис”, “Высоцкий. Спасибо, что живой” и других.
При этом к Покровской совершенно не подходит слово “популярная”. И очень часто журналисты “для затравки” начинают рассказ о ней с того, что Покровская была женой Олега Ефремова, родила Михаила Ефремова, добавляют, что отец у нее — выдающийся оперный режиссер Борис Покровский, а мать, Анна Некрасова, была режиссером Центрального детского театра. Ну и наконец по материнской линии Алла приходилась правнучкой знаменитому просветителю, создателю нового чувашского алфавита Ивану Яковлеву, памятник которому стоит в центре Чебоксар.
Всё это так, но феномен Покровской состоит именно в том, что, несмотря на все богатство родственных связей, она сумела прожить жизнь исключительно под своей фамилией — в прямом и переносном смысле. Правда, в редких интервью она с уважением и нежностью говорила о своих предках и родителях, с восхищением — об Олеге Николаевиче, с пристрастием — о единственном сыне, а себе отводила очень скромное место. Невозможно представить, чтобы она “дралась” за роли. Скорее, за своих учеников, которых всегда опекала, но никогда не баловала.
И поскольку Алла Борисовна не любила рассказывать о себе, а пересказывать то, что всем известно, не хочется, мы попросили об интервью актрису Московского драматического театра им. А.С. Пушкина, заслуженную артистку РФ Веру Воронкову. Она не только училась у Аллы Борисовны. Вере Александровне повезло дружить со своей наставницей несколько десятилетий, до смертного часа, который пробил для Аллы Борисовны 25 июня 2019 года.
“Извините за искусство”
— Вера, как вы познакомились с Аллой Борисовной?
— Начну, наверное, с того, что “путь в артистки” у меня был длинный. В детстве занималась танцами, в театральной студии, участвовала в концертах и в своем Подмосковье считалась “звездой”. У меня даже не было сомнений в том, что я поступлю в театральный с первого раза. Однако пришлось делать это четырежды. И несколько лет я работала в Театре им. Моссовета — сначала уборщицей, а потом пожарным.
Конечно же, смотрела все спектакли, и моим кумиром была Наталья Максимовна Тенякова, которая в те годы работала в “Моссовете” вместе со своим мужем Сергеем Юрьевичем Юрским. Так же трепетно, как я, к Теняковой относилась моя подруга Лена, тоже работавшая в театре. Фанатками мы были, можно сказать, талантливыми — писали любимой актрисе стихи, всегда старались придумать что-то интересное. И однажды нас прямо в актерском гардеробе остановил Юрский. Он совершенно не был снобом и запросто спросил: “Девчонки, а вы тут, собственно, что?”. Мы честно ответили, что хотим поступить в артистки. “Ну, почитайте что-нибудь” — попросил Юрский. Ленка испугалась, а я стала читать. Конечно, волновалась, но ведь никто не отменял юношескую наглость. Программа у меня была обширная. Основной кусок — из “Мастера и Маргариты”, фрагмент, когда домработница Наташа летает на борове. Там еще были Чехов, Достоевский, Цветаева, Ахматова…. Наверное я не все прочитала Юрскому. В общем, он сказал, что мне будет очень трудно, но я должна обязательно поступать снова.
А Юрские дружили с Аллой Борисовной, и так мы с ней познакомились, в стенах театра. Конечно, поначалу это было просто знакомство. Я даже не могла себе представить, что когда-нибудь мы будем часами беседовать в домашней обстановке.
Было ли это счастливым совпадением, или Сергей Юрьевич замолвил за меня словечко, но на четвертый раз я поступила в Школу-студию МХАТ. Курс набирал Александр Александрович Калягин, а Алла Борисовна была одним из педагогов. Другое дело, что мне очень повезло. Всему, что я умею в профессии, большей частью меня научила она.
— В своих интервью Покровская предстает очень теплой, как сейчас принято говорить — эмпатичной. Кажется, что для своих учеников она была, что называется, родной матерью. В то же время многие из тех, кто у нее учился, говорят, что в одинаковой степени уважали Аллу Борисовну и боялись. Она, судя по всему, была не сентиментальной, острой на язык, умела задеть за живое. Какой она была для вас?
— Так, чтобы ее слова можно было по-настоящему назвать похвалой… такое у меня случилось лишь однажды. Это был спектакль по пьесе Тома Стоппарда “Отражения, или Истинное” в постановке ее ученика Олега Тополянского (актер МХТ им. Чехова — прим. ред.). Премьера состоялась в 2012 году. Я уже работала в Театре им. Пушкина. И вот тогда она сказала: хорошая роль, ты молодец. Она никогда не рассыпалась в комплиментах. Но прежде всего Алла Борисовна предъявляла самые высокие требования к себе. У нее всегда была позиция, которая привилась и мне. Называется “Извините за искусство”. Например, спрашиваешь ее: “Алла Борисовна, можно к вам на спектакль в “Современник”? — “Ой, нет, я там просто… смотреть нечего”. В результате приходишь на спектакль и понимаешь, что работает она точнее остальных и внимание зрителя на нее. Я вот сейчас задним числом пересматриваю записи, она же была великая актриса, но она даже такой мысли не допускала.
Покровская была воспитана Ефремовым, который учил личным примером. Ну вот, например, он проводил в “Современнике” политинформации и на всю жизнь приучил их читать газеты, знать о том, что происходит вокруг, иметь свое мнение. Изначально им была задана такая высокая планка, что я, например, теперь ужасно боюсь идти в педагогику. Вдруг я не сумею ответить на вопросы своих учеников, не смогу в чем-то соответствовать. Потому что такие люди, как Ефремов, Покровская, Юрский, Тенякова и многие другие — это недосягаемая высота.
“Ансамблевость должна быть даже в столовых приборах”
— А вот если о более земных вещах. Как Алла Борисовна одевалась? Ведь девочки и на это обращают внимание.
— Конечно, она могла себе позволить купить все что угодно. Но я, наверное, не вспомню, видела ли я ее когда-нибудь в вечернем платье. У Аллы Борисовны был, что называется, хороший европейский стиль. Так одеваются настоящие зарубежные звезды. Она предпочитала удобную одежду — пиджаки, брюки, как правило, пастельных тонов. Подкрашивалась, но очень сдержанно.
— А духи любила?
— Вы знаете, у Аллы Борисовны после какой-то болезни пропало обоняние. Это было задолго до ковида, тем более до него она не дожила. Она в этом плане полагалась на мнение близких. Всегда предпочитала духи Dior.
— Как она преподавала? Любила ли показывать, как надо играть?
— Требовательность к себе у нее доходила буквально до мучений. Казалось бы… Мы учились во второй половине 80-х. Она была соратницей самого Ефремова, человека, который пользовался наивысшим авторитетом на театре. Чего ей переживать? Но она всегда сомневалась, считала, что недообъяснила, недошлифовала. Да, часто показывала, особенно девочкам, но не как играть, а характер, тенденцию роли. Хотя… Помню, как мы на третьем курсе делали первый акт спектакля “Звезды на утреннем небе”. Тогда эта пьеса Александра Галина была очень популярной. Она — о девушках легкого поведения, выселенных за “101-й километр” из Москвы накануне Олимпиады-80. И вот откуда Покровская знала эту народную интонацию, этот “открытый звук”? Ведь она выросла в интеллигентнейшей семье, где даже голоса не повышали. Хотя о чем я говорю, талантливый человек, вот и знала.
Кстати, благодаря этому спектаклю мы впервые попали к Алле Борисовне домой. Сдача первого акта на кафедре прошла успешно. Уже было ясно, что это будет нашим дипломным спектаклем через год. И Алла Борисовна пригласила нас к себе на Никитский бульвар.
— Покровская на работе и дома — это два разных человека?
— Ну конечно… Какие-то барьеры стирались, хотя она не допускала никакого панибратства. Но была и мягче, и заботливее. Всегда красиво накрывала на стол. У нее была домработница, но, когда появлялись мы, студенты, Алла Борисовна все делала сама. Она обожала посиделки на кухне, но еда была очень красиво нарезана, не должно было быть разномастных бокалов или вилок. Покровская насмешливо называла это “разножо…цей”. И подчеркивала, что асамблевость должна существовать во всем — и в спектакле, и в столовых приборах.
У одиноких людей громко работает телевизор
— Вера, вы сказали, что Алла Борисовна вас “назначила” в друзья…
— Это на ее похоронах мне подруги Покровской говорили: “Как же она тебя любила!”. Но мне она этого никак не показывала. Я скорее понимала, что она меня к себе допускает… Никогда мы не были с ней на ты, называла я ее по имени-отчеству. Хотя сейчас думаю — не такая уж большая разница у нас в возрасте. Вообще любимейшим учеником Аллы Борисовны был Рома Козак (актер, режиссер, в 2001 — 2010 гг. — руководитель Театра им. Пушкина — прим. ред.). Его ранняя смерть была для нее огромным горем…
Так получилось, что сразу после окончания Школы-студии я полгода жила у Аллы Борисовны дома. Пока была студенткой, снимала квартиру, а потом во МХАТе мне не сразу дали общежитие. И Алла Борисовна пригласила меня пожить в ее квартире. Но она не кормила меня завтраками, не сюсюкала. Утром она уходила преподавать, а я — в театр. Встречались поздно вечером, обе уставшие. Жили мы как компаньонки, естественно, что денег “за постой” она с меня не брала. Я знаю, что и другие ученики у нее периодически жили. И, конечно, тем, кому было трудно, она всегда пыталась дать денег, накормить, так делали очень многие великие педагоги.
— Давала ли она вам какие-то житейские советы?
— Всех своих мужей я представляла Алле Борисовне, все они побывали в ее квартире. Она мне говорила: “Единственная твоя выигрышная карта — это Костя (первый муж Веры Воронковой актер Константин Чепурин — прим. ред.)”. Но ты, добавляла она, сейчас этого оценить не сможешь, поймешь, когда поезд уйдет. И знаете, она ни в чем не ошиблась.
— Алла Борисовна жила одна?
— Когда мы начали общаться, да. Наверняка у нее были романы, но она никогда о них не распространялась. Знаете, был такой случай… В это время во МХАТе гостили американские студенты, у нас был обмен “Чайками”. Треплева играл юноша по имени Энди, очень любивший русскую литературу, особенно Достоевского. Однажды мы были в гостях у Покровской и я ему сказала по какому-то поводу: “Понимаешь, Алла Борисовна ведь очень одинокий человек”. — “Я это понял. Когда мы вошли, очень громко работал телевизор”. Я еще подумала, какой тонкий мальчик.
Но при всем при этом Алла Борисовна всегда умела себя мобилизовать. Даже когда у нее были большие простои в театре, она не впадала в уныние, ходила на премьеры, много читала.
— Вы видели, как общаются три таких талантливых человека — Олег Николаевич, Алла Борисовна и Миша?
— Втроем я их никогда не наблюдала. С Олегом Николаевичем мы общались на репетициях. Помню, как он меня вводил на роль в спектакле “Перламутровая Зинаида”. Там была героиня, которую до этого играла Ия Саввина. Такой довольно властный, решительный персонаж. И Ефремов сказал: “Ну что ты, играй Аллу Борисовну!”.
Мне кажется, он ее всегда любил, а она точно любила его всю жизнь. Они были парой в высшем смысле этого слова — соратниками, партнерами. Про Мишу могу сказать: он всегда с трепетом относился к тому, что скажет мать о его работе. А так она никогда личную жизнь не обсуждала, о невестках не сплетничала и вообще ни о ком никогда не говорила плохо.
“Завтра посылаешь всех подальше”
— Алла Борисовна помогала вам, когда вы уже стали профессиональной актрисой?
— Пару раз было так, что я приходила к ней и мы буквально разбирали роль. А в самом начале, у меня была первая роль во МХАТе, случилась тяжелая для меня ситуация. Тогда во МХАТ влился “Современник-2”, созданный Мишей Ефремовым из курса Школы-студии МХАТ. Приехал израильский режиссер Гедалия Бессер ставить пьесу “Последняя ночь Отто Вейнингера”. Отто играл Миша, а роль его подруги репетировала я.
В спектакле были заняты ребята из этого коллектива и я одна — “инородное тело”. Да еще иностранный режиссер. Предполагалось, что когда он уедет, за спектакль будет отвечать Миша.
Позже я узнала, что все девушки мечтали играть Мишину подругу. Но тогда я ничего не ведала, иначе не смогла бы репетировать. Так вот, буквально накануне сдачи спектакля я вернулась из театра — а жила я тогда у Покровской — и случайно, через дверь, услышала, как она по телефону уговаривает сына не снимать меня с роли.
Я сразу вышла из квартиры, позже вернулась. Но Алла Борисовна все поняла по моему лицу. И тогда она впервые отступила от своей сдержанности и интеллигентности и сказала: “Значит, так. Завтра приходишь, всех посылаешь на… и играешь. И больше тебя ничего не волнует”. А там сложная роль, она требовала балетных навыков, которые у меня тогда были. Нужно на шпагат садиться и т.д. И я пришла, сыграла и осталась в спектакле на все время, которое он шел. Причем, в отличие от остальных, играла без второго состава. Потом она, конечно, приходила на мои спектакли, смотрела, но, как я уже говорила, особенно не хвалила. Мне кажется, она впускала людей в сердце, но не особенно показывала, насколько глубоко.
— А как вы общались вне театра?
— Договариваться с Покровской заранее о встрече было практически бесполезно, в основном все срывалось. Но периодически она звонила и приглашала в гости, тогда я уже, конечно, откладывала все дела. Мне посчастливилось побывать с Аллой Борисовной в разных поездках. Одно время я была замужем за состоятельным человеком, у нас был арендованный дом в Испании, там даже существовала “комната Аллы Борисовны”, так мы ее называли. Ее 80-летие мы отпраздновали в Риме, договаривались, что 85 лет отметим в Париже. Но — не случилось.
Дыхание жизни
— Вера, я видела Аллу Борисовну за несколько лет до ее кончины в очень сложных работах — “Дыхание жизни” и особенно — “Господа Головлевы”, может быть, лучшая ее роль в театре. Она выглядела необыкновенно крепкой, физически сильной женщиной. И кончина ее для людей со стороны была абсолютно внезапной, причем стало известно, что она, оказывается тяжело болела…
— У нее был диабет, а диеты, по-моему, она не придерживалась. Постепенно это привело к разнообразным болячкам, она даже есть не могла. Начались проблемы с позвоночником. Потом ее положили в реабилитационный центр, когда, честно говоря, было уже поздно.
Последний раз я ее видела 24 июня. Мы приехали вместе с Олегом Тополянским. Но Алла Борисовна была уже без сознания. До сих пор я вспоминаю этот день и думаю: может быть, лучше было не ездить и запомнить ее по-другому…
— У вас осталось что-нибудь на память о ней?
— Она часто дарила мне какие-то шарфики, косметички… Однажды, это было осенью 2018 года, из Германии приехала ее ученица Яна Лисовская, которую все знают как Люду из фильма “Любовь и голуби”. Мы пошли на “Дыхание жизни”, где вместе играли Алла Борисовна и Наталья Максимовна. Как оказалось, это был ее последний спектакль. Так вот, потом мы были у Покровской в гостях, и Янка шепнула мне: “Включи диктофон!”. И стала провоцировать Аллу Борисовну, которая не любила рассказывать о себе. Но тут вспомнила, как они с Ефремовым ездили в Италию, как познакомились с Марчелло Мастроянни, как танцевали ночь напролет в Риме… Запись получилась трехчасовая. Сидели мы тогда до утра. Алла Борисовна и Ромка Козак называли это “до состояния тапочек”. То есть в определенный момент она переодевалась в домашнюю обувь и в шутку говорила гостям “Пошли вон, дураки”.
В какой-то степени мы и были дураками, не понимали, с какими людьми нам выпало счастье общаться. Благодаря нашим учителям в театр приходили Солженицын, Рихтер, Ростропович… Я даже не могу сформулировать, чему мы у них учились, чему меня научило общение с Аллой Борисовной. Совершенно точно она не научила меня тому, что сейчас так важно: иметь связи, быть самой себе администратором и пиар-менеджером. Ведь она могла прожить вообще без всяких проблем в этом плане. Но, наверное, тогда это была бы уже не Покровская.
Благодарим художественного руководителя Московского драматического театра им. А.С. Пушкина Евгения Александровича Писарева за помощь в организации интервью.
Заглавное фото — Алла Покровская в спектакле МХТ им. Чехова “Дыхание жизни”. Фото предоставлено Верой Воронковой.
