Евгений Александрович Евстигнеев был настоящий русский. А дальше можно подставлять любые слова — актер, мужик, человек.
Пытая Евстигнеева о профессиональных секретах, коллеги нередко слышали: “Играть надо на чистом сливочном масле”. Это истинно евстигнеевский ответ, с его фирменным хитрым прищуром. Настоящее масло получает тот, кто, во-первых, знает, какую корову купить, чем ее кормить, чтобы она давала жирное молоко. Из этого молока надо получить сливки, а уже потом сбить масло — не случайно до появления специального оборудования эти шарики не только по цвету, но и по стоимости считались золотыми.
Евстигнеев каждый раз сбивал такое масло. И не позволял себе обойтись заменителями.
Римляне, сограждане, друзья
Женя, родившийся 9 октября 1926 года в Нижнем Новгороде (с 1932 по 1990 гг. — город Горький), был единственным сыном своей матери Марии Ивановны. Росла Мария в семье священнослужителя, о чем Евгений Евстигнеев в советское время предпочитал не распространяться. Она любила читать и прививала сыну любовь к книгам.
Ребенок появился, когда ей было уже 32 года. Все говорят, что Мария Ивановна и Евгений Александрович не просто любили, а боготворили друг друга до конца ее жизни.
У отца великого актера (он был старше жены на 20 лет) рос сын от первого брака, ставший провинциальным артистом. Что-то с ним произошло, именно из-за его профессии. То ли он передразнил кого-то важного, то ли просто карьера не задалась. И умер очень молодым. Мария Ивановна клялась себе, что ее-то сын никогда не встанет на эту сомнительную стезю.
Хотя Женя рос очень талантливым. У него был абсолютный слух, он играл на всех доступных инструментах. Причем на гитаре и на балалайке исполнял сложную классическую музыку. Обычными ложками и вилками мог “отстучать” любую мелодию, любил импровизировать. Впоследствии любимым музыкальным направлением Евстигнеева стал джаз, и во многом благодаря этому сложилось его сотрудничество с Кареном Шахназаровым.
Поначалу Марии Ивановне нечего было опасаться. Какой театр, какая музыка, ну разве что школьный самодеятельный оркестр. Когда Жене было шесть лет, умер его отец. Появился отчим, но и его Евгений лишился в 16-летнем возрасте. К моменту начала войны он окончил школу-семилетку, потом отучился год в техникуме. Вместе с матерью они трудились на заводе “Красная Этна”.
А вот при заводе была самодеятельность, оркестр, где Женя сел за ударные инструменты. Коллектив приглашали выступать в кинотеатре перед сеансами, и однажды на молодого барабанщика обратил внимание зашедший в кино ректор Горьковского театрального института Виталий Александрович Лепский. Опытного педагога поразило не соло на ударных, а необычайный артистизм, с каким держался музыкант. И он неожиданно для себя подошел к Евстигнееву и попросил прийти в институт на разговор.
Это была встреча из разряда предначертанных. Потому что даже после нее всё было против поступления слесаря Евстигнеева в артисты. Приемные экзамены на тот момент были позади, Евстигнеев не знал наизусть ни стихов, ни басен. В третьих, стипендия в институте в несколько раз уступала его заводской зарплате. Ну и наконец Мария Ивановна пошла в отдел кадров и попросила не отдавать сыну документы.
Евгений таки окончил училище, распределился во Владимирский театр, возможно потому, что это была родина его отца. Публика его обожала. А затем случился еще один знаковый человек — Вениамин Захарович Радомысленский, фронтовик, ректор Школы-студии МХАТ. Тогда было принято искать талантливых людей по всей стране. Владимир — крупный и традиционно театральный город. Слухи о том, что там работает очень одаренный актер, дошли до столицы.
Представ перед великими мхатовцами, Евстигнеев начал шекспировский монолог Брута “Римляне, сограждане, друзья!” и запнулся после первой же строки. Но его приняли — и сразу на третий курс. Однокурсниками оказались Татьяна Доронина, Михаил Козаков, Олег Басилашвили. Чуть младше были Олег Табаков, Валентин Гафт, Галина Волчек. А еще с ними работал молодой педагог, актер и режиссер Олег Ефремов.
Семейный скандал
Ефремов — лучшее, что случилось в театральной биографии Евстигнеева, и основная трагедия. Их знакомство быстро переросло в дружбу, которая со стороны Евстигнеева была еще и добровольным поклонением. Впрочем, превосходство Ефремова признавали все, кто вместе с ним в середине 50-х создавал “Современник”.
В те годы жизнь их складывалась практически одинаково. Евстигнеев женился на Галине Волчек, у них родился сын Денис. Ефремов выбрал в подруги жизни актрису Аллу Покровскую, которая, как показало время, имела не женский ум и огромный талант. Их сын Миша был на два года младше Дениса. Оба мальчика, как и дети других “современниковцев”, росли в театре. Всех младенцев “складывали” или сводили в кабинет Ефремова, и кто-то не занятый на репетиции за ними присматривал.
У Ефремова была квартира, но все предпочитали собираться в съемном жилье Евстигнеева и Волчек. Там репетировали, спорили до хрипоты, все курили и обязательно выпивали. Кстати, у Евстигнеева это никогда не отражалось на работе и вообще его никто не помнит пьяным. Наконец, и Ефремов, и Евстигнеев по старой мхатовской традиции болели за “Спартак”.
Но главным было то, что именно Ефремов раскрыл актера Евстигнеева. В первом же спектакле “Современника”, по пьесе Розова “Вечно живые”, Евстигнеев блеснул в отрицательной роли. Затем последовали бандит в спектакле “Два цвета” и трагический Абрам Шварц в “Матросской тишине”. Как говорится, Евстигнеев купался в материале, а Ефремов наслаждался тем, как его друг с этим материалом управляется. Наконец в 1960 году был поставлен “Голый король” Евгения Шварца. На этом спектакле дежурила конная милиция, а люди стояли в метро с плакатами “Куплю билет!”. С тех пор театральная Москва начала ходить на Евстигнеева.
Ефремов прощал другу то, чего не простил бы остальным. В середине 60-х в театре, который считался семьей, вспыхнул громкий скандал: Галина Волчек наконец узнала то, о чем давно шептались. Ее супруг крутил роман с молодой красавицей актрисой Лилией Журкиной.
Всё это окончательно выяснилось на гастролях труппы в Саратове. Галина вызвала соперницу в их с Евстигнеевым номер, задала парочку наводящих вопросов, а потом попросила подождать в коридоре. Далее она собрала чемодан Евстигнеева и выставила его из номера и из совместной жизни.
“Творческая атмосфера”, сгустившаяся вокруг Лилии, вынудила ее уйти из театра. А Евстигнеев остался — и как ни в чем не бывало продолжал играть вместе с бывшей супругой. Правда, по просьбе молодой жены практически не общался с сыном, тем более у него родилась дочка Машенька.
Еще люблю, еще надеюсь
В 1970 году старейшины МХАТа через министра культуры Екатерину Фурцеву призвали к себе в качестве руководителя Олега Ефремова, причем разрешили ему привести тех актеров, которых он только пожелает. Ефремов был уверен, что все пойдут за ним и радостно объявил об этом труппе “Современника”. Однако его товарищи, оправившись от первого шока, сказали: “Олег, ты с ума сошел. Это Мавзолей, и они тебя там похоронят” (ох, правы оказались!). Настойчивее всех об этом говорил Евстигнеев. И он же одним из первых перешел за своим другом во МХАТ.
Для Ефремова это было огромным главнорежиссерским счастьем. Ведь к тому времени Евстигнеев уже сыграл в “Добро пожаловать, или Посторонним вход воспрещен”, “Берегись автомобиля”, “Золотом теленке”, “Зигзаге удачи”. Как раз в 1970 году на экраны вышел “Бег” где блистал дуэт Евстигнеева и Михаила Ульянова. Понятно, что театральная публика, давно не жаловавшая МХАТ, вспомнила об академическом театре и благожелательно посмотрела на попытки Олега Ефремова построить новый “Современник”.
Олег Николаевич обещал другу, что возьмет в театр его жену, и взял. Но ничего стоящего Лилия Дмитриевна не сыграла. Во-первых, Ефремов, в очередной раз ставший холостяком, всегда влюблялся в актрис и делал их хедлайнершами репертуара. Во-вторых, женских ролей традиционно меньше, чем мужских. В третьих, Ефремов постоянно звал к себе в театр всё новых актеров, в результате труппа раздулась до того, что работы не хватало даже самым великим. Постепенно назревали процессы, которые в 1987 году привели к расколу МХАТа.
Перейдя в новую труппу, Евстигнеев, по сути, не получил ни одной роли, равной по масштабу “современниковским”. Он постоянно слышал от Ефремова: старик, я понимаю, под тебя надо делать репертуар, но вот давай сейчас сыграем эту производственную вещичку к съезду, юбилею, а потом…Тот, кто когда-то заставлял реветь публику в образе “голого короля”, представал теперь то знатным сталеваром, то секретарем парткома. Евстигнеев играл блестяще, но на душе у него становилось все мрачнее и мрачнее.
Не было покоя и дома. Поначалу Лиля очаровала всех его друзей, она была очень приятной в общении, чуть-чуть легкомысленной, как и положено красавице. Но молодая женщина страстно желала работать и надеялась, что знаменитый муж добудет для нее роли. Однако у Ефремова Евстигнеев категорически отказывался просить. Иногда ему удавалось вместе с женой сняться в кино, но из заметных можно назвать разве что фильм “Старый Новый год”.
На нервной почве у женщины обострился псориаз, потом она начала выпивать, и Евстигнеев все чаще сбегал из дома. Если не было съемок, то проводил вечера у своего друга актера Владимира Сошальского. Получался замкнутый круг — чем больше она ревновала Евгения Александровича к его успеху, тем больше он искал работы. Именно в первой половине 80-х он сыграл такие отнюдь не веселые роли, как “Еще люблю, еще надеюсь”, “И жизнь и слезы и любовь…” — одни названия чего стоят. И наконец в 1985 году вышел “Зимний вечер в Гаграх”, где его герой — забытый публикой и родной дочерью артист, который в итоге умирает от инфаркта. А ведь именно инфаркт впервые случился у Евстигнеева в 1980 году.
В конце концов Лилия Дмитриевна ушла из театра. А еще через пять лет, в августе 1986 года, она умерла, не дожив даже до 49. У Евгения Александровича произошел второй инфаркт.
Ушел по-английски
Став вдовцом, Евгений Александрович очень быстро женился на своей студентке Ирине Цывиной, которая была моложе его на 37 лет. Дочь Евстигнеева Мария Селянская позже говорила, что этот роман начался еще при жизни ее матери. Она долго не могла принять новую жену отца, которую хорошо знала по Школе-студии. Но Ирина вела себя предельно тактично. Очаровала она и Галину Борисовну Волчек, прежде всего тем, что повесила в квартире фотографию Дениса. А главное — при ней Евгений Александрович явно переживал вторую молодость. Он стал, как говорят, “обихоженным”, Ирина следила, чтобы на нем были модные вещи. Она мало снималась и очень хотела родить Евстигнееву ребенка. Но, как рассказывала Ирина Мирошниченко, беременность закончилась выкидышем.
Забота Ирины помогла актеру пережить раскол МХАТа, когда часть актеров ушла к Олегу Ефремову, а остальные — к Татьяне Дорониной. Конечно, для Евстигнеева не стоял вопрос, за кем пойдет он. Но очень быстро стало ясно: все те замыслы, реформы, ради которых судьбу театра и десятков людей резали по-живому, Ефремов осуществить не может. Сказывалась болезнь легких, длительные запои, возраст.
Евстигнееву дали очередную роль, которую ну просто необходимо было сыграть по каким-то обстоятельствам. Евгений Александрович собрался с силами и пошел к своему шефу и другу. Он просил о немногом: не занимать его в “остромодном” репертуаре, а так он готов играть все спектакли, в которых занят. Ефремов посмотрел на него недобрым взглядом и ответил: “Не можешь работать — уходи на пенсию”.
Это оказалось не шуткой. Потрясенный Евгений Александрович стал ходить по собесам, оформлять документы, не зная, куда девать глаза, — ведь повсюду работали его поклонники. За это время Ефремов одумался и попытался через других людей наладить отношения. Но, как оказалось, бесконечно преданный, обаятельный, неконфликтный Евстигнеев умел не прощать.
Конечно, он не остался без театра. Ему тут же начали предлагать хорошую антрепризу. Он сыграл Фирса в театре Антона Чехова и Глова у Юрского в “Игроках-XXI”. В конце жизни он сделал выдающиеся роли в кино — профессора Преображенского в “Собачьем сердце”, канцлера Бестужева в “Гардемаринах”, ресторанного лабуха в “Ночных забавах”. Казалось, он был в прекрасной форме.
Он знал, что композитор Микаэл Таривердиев, под музыку которого так смешно шагал профессор Плейшнер, и Евгений Леонов успешно сделали за границей операцию на сердце. По натуре Евстигнеев был большой скептик, но чувствовал он себя очень неважно, это мешало работе. И Ирина стала наводить справки, а тогдашний министр культуры Николай Губенко выделил большие деньги.
В самом начале марта 1996 года Евгений Александрович заканчивал съемки в фильме “Ермак”- там он играл Ивана Грозного. В эти же дни у него были антрепризные спектакли. Одни его коллеги говорят, что он был настроен оптимистично, другие теперь утверждают, что актер предчувствовал беду и как бы прощался.
Операция должна была проходить в лондонской клинике. Прибыв на берега Темзы с Ириной, Евгений Александрович бодрился, и только в ночь перед операцией он не мог уснуть. На следующий день, 4 марта, кардиохирург Льюис провел с ним разъяснительную беседу, как полагается. Он показал Евстигнееву его сердце, объяснил, что три сосуда у него забиты напрочь. То ли переводчик чего-то недопонял, то ли английский врач не считал нужным быть сентиментальным, но прозвучала фраза: “Сделаю я операцию или нет, вы все равно умрете”. Через несколько минут после этого Евстигнеев впал в клиническую смерть. Его пытались “оживить”, потом зашла речь о подключении к аппаратам, которое не было заранее оговорено, и посреди этой медицинско-бюрократической паники великий русский артист умер.
