Перефразируя Пастернака, в его случае можно сказать: быть некрасивым — знаменито.
Одну из ролей Георгий Иванович сыграл в фильме “Кадкина всякий знает”. Так вот, это про него — Буркова всякий знает и любит, причем в настоящем времени. Реплики, произнесенные его неповторимым голосом, живы до сих пор: “Я за машину Родину продал”, “Я тебе все ребра пересчитаю, если найду, конечно”, “Я никогда не пьянею”, “Ерунда, бандитская пуля” и многие другие. Казалось бы, счастливейшая актерская судьба, особенно для человека без соответствующего образования и, положа руку на сердце, со специфической внешностью и дикцией.
Но сам Георгий Иванович так не считал. Потаенные мысли он с раннего детства доверял личному дневнику и вот что написал примерно в 1970-м: “Очень боюсь остаться непонятым, непрочитанным. Боюсь, что меня втиснут в привычную для них типажность, и я стану рядовым комиком”.
Рядовым он, конечно, не был. Но каким хотел стать — мы узнали только через несколько лет после его смерти, когда были изданы записки актера, названные “Хроники сердца”.
Единственный и любимый
Вообще-то фамилия их звучала с ударением на первом слоге — Бурковы. “Ударять” по-другому Георгия начали в Москве, когда ему было уже за 30. Нумерологи скажут: так человек меняет судьбу.
А на малой родине, в Перми, говорят как положено, и каждый старожил, проходя мимо дома №111 по улице Уральской, покажет и объяснит: вот мемориальная доска в честь обоих Бурковых — отца и сына.
Иван Григорьевич всю жизнь проработал на заводе, который назывался по-разному, но неизменно питал оборонку. Бурков-старший начинал с низов, а потом стал главным механиком, за что были ему от земляков почет и уважение. Губастый, нос картошкой, а в жены взял настоящую Марью-искусницу. Маша Гоголева была очень хороша собой, прекрасно шила, при этом сочиняла стихи и романсы, которые сама же и исполняла.
31 мая 1933 года у них родился сын, которого, судя по всему, ждали долго. Других детей в семье не было. Понятно, что Мария Сергеевна всю себя посвятила семье и сыну. По воспоминаниям, обстановка в доме была душевной. Иван Григорьевич не походил на привычного всем “работягу” — никогда не сквернословил, помогал супруге по хозяйству. Ну, и баловал по возможности.
Летом 1939 года они отправились в путешествие на пароходе по Каме. И вдруг мальчик тяжело заболел. Врачи поставили диагноз: брюшной тиф. А когда в больнице сказали, что помочь уже ничем нельзя, Мария Сергеевна решительно забрала сыночка и выхаживала сама, одной ей известными рецептами травяных отваров.
Только эта напасть миновала, началась война. Заводы города круглосуточно давали “все для фронта, все для Победы”, но не только. Пермь принимала эвакуированных и тяжелораненых. Там оказался знаменитый Ленинградский театр оперы и балета им. Кирова (сейчас — Мариинский). Туда устроилась знатная швея Мария Сергеевна, а взамен получила пропуск на все спектакли, на которые ходил и маленький Жора. Возможно, тогда он и захотел стать артистом. А может быть, у них это семейное.
Другим важным местом для мальчика была городская библиотека. Позже Бурков говорил, что именно в ней получил свое “высшее” образование. А пока что начитанный и музыкальный паренек выступает в госпиталях, где ему аплодируют от души, не обращая внимания на то, что юный чтец шепелявит и картавит.
“А это, господа, провинциальный актер”
В Москву — поступать в “творческие” вузы — Георгий отравился вместе с братом матери, Виктором Гоголевым, который был старше племянника всего на 4 года. Каково же было Буркову, когда родственника приняли в ГИТИС, а ему самому отказали везде, где только можно было. “Не выговаривает половину букв”, “не сценическая внешность” — говорили члены разных комиссий. Ничего не оставалось, как вернуться в Пермь и поступить хоть куда-то, чтобы не огорчать родителей. Георгий с первого захода стал студентом юридического института.
Через три года он все-таки распрощался с богиней правосудия — любой ценой ему хотелось на сцену. Родители не больно обрадовались, но и препятствовать не стали. Без этой тихой поддержки ничего бы не состоялось. Потому что, хоть Бурков и занимался в вечерней студии при Пермском драматическом театре, в труппу областного значения его не взяли. Пришлось искать счастья в скромных Березниках, где местному театру не хватало актеров-мужчин. Заработки Буркова были не регулярны и не щедры. Позже он горячо благодарил отца за то, что тот “был спонсором моего дерзкого рискованного замысла”.
Так что про своего Робинзона из “Жестокого романса” он знал всё.
За талант Буркова таки позвали в Пермь, потом и в Кемерово. И тут случилось волшебное “вдруг”. На каком-то спектакле побывала критик из Москвы. Называют имя Ольги Васильевны Пыжовой, дочери и тезки знаменитой актрисы и педагога. Она, или кто-то другой, заслуживающий нашей бесконечной благодарности, рассказала о незаурядном провинциальном актере Борису Львову-Анохину, главному режиссеру Московского драматического театра им. Станиславского. И Львов-Анохин рискнул.
В 1965 году Бурков пишет в дневнике о том, что едет в Москву. “Хочу схлестнуться с богами на равных”. Кого он имел в виду под богами — маститых ли актеров-лауреатов или обитателей Олимпа, сказать трудно. Первым он точно все доказал. А вот вторые с утроенной силой продолжали испытывать его на прочность.
“Твой идет!”
Собирая сына в столицу, Мария Сергеевна сшила ему брюки из матросской робы и что-то типа куртки из пледа. Плед имел яркие фиолетовые пятна. Добавим к этому простецкое лицо (Эльдар Рязанов назвал его лицом “спившегося советского интеллигента”), волосы, зачесанные наверх и смазанные бриолином. Как не вспомнить Евгения Евстигнеева, прибывшего покорять столицу за 10 лет до Буркова. В соответствии со своими представлениями о прекрасном Евгений Александрович отрастил на мизинце длинный ноготь, поверх “бобочки”, застегивающейся на молнию, надевал галстук, а нелепое верхнее одеяние именовал “мантель”. И ведь положил к ногам всю театральную Москву, а потом и страну. Кстати, когда Бурков много позже служил в “Современнике” и МХАТе, они с Евстигнеевым приятельствовали.
…Слух о самородке, которого Львов-Анохин откопал в провинции, немедленно облетел весь театр. На сборе труппы его усиленно высматривали, вертела головой и юная Танечка Ухарова, студентка “Щуки”, которой с 15 лет было позволено играть на большой драматической сцене. И вдруг кто-то сказал: “Танька, смотри, твой идет!”. Почему “твой” — этого Татьяна Сергеевна не понимает до сих пор. Но ведь как в воду глядели. Им выпало играть в спектакле “Маленький принц”. Она — травести по амплуа, весившая 45 килограммов, и то с косичками, конечно, была в заглавной роли. Буркову достался Лис. Так, у доски, где вывешивали распределение ролей, они и познакомились.
Татьяна Сергеевна известна в основном как “жена Буркова”. Она настолько любила мужа, что отказалась от карьеры и звонкого имени. Но во имя справедливости нужно рассказать о некоторых любопытных фактах ее биографии, чтобы понять — эта биография могла бы быть и иной.
Настоящий отец Татьяны — известнейший в СССР режиссер, актер, педагог, писатель Грачья Капланян, народный артист СССР и лауреат Госпремии. С матерью Тани молодой армянин познакомился в конце войны в Нижнем Новгороде. Но влюбленные сильно поссорились, девушка не сказала Грачье, что ждет ребенка. Таню воспитывал отчим Сергей Ухаров. Как пишут, с родным отцом Татьяна познакомилась через много лет, наверняка к тому времени Грачья Мкртичевич был уже знаменитым и влиятельным и мог бы составить протекцию обретенной дочке.
Но Таня ничем этим не воспользовалась. Она сделала свой выбор там, у доски с распределением ролей. Неизвестный актер, который еще и напился перед своей первой премьерой и даже потом перед свадьбой, нелепо одетый, старше ее на 12 лет, покорил сердце девушки.
Зато отчим Тани воспринял известие о замужестве в штыки и ударил девушку подвернувшейся под руку скакалкой. После этого Таня ушла из дома в никуда, потому что у Буркова даже не было общежития. Вроде бы из-за этого самого казуса перед премьерой его не взяли в штат, соответственно, ничего ему не полагалось, кроме крохотных денег за разовые “выходы”. И даже Львов-Анохин какое-то время платил ему из собственного кармана.
Затем прибыла знакомиться с невесткой Мария Сергеевна из Перми. Домовитая и основательная, она взяла с собой ложки, кастрюли, короче, все, чем реально было снабдить молодую семью. Будущая жена сына представлялась ей такой же основательной. Говорят, увидев на перроне те самые 45 кг с косичками, Мария Сергеевна развернулась восвояси вместе с привезенным добром. Отношения между невесткой и свекровью наладились после рождения девочки, названной в честь бабушки.
Бурков один из немногих популярных актеров, которые женились раз и навсегда. Никаких сплетен о его личной жизни никогда не ходило и не ходит. Мария Буркова всегда вспоминает семью родителей как отдельную Вселенную, где без конца говорили о самых разных интересных вещах, много смеялись и никому не завидовали. Кстати, Бурков в основном тратил деньги на книги и огромное количество газет и журналов, среди которых были даже “Вопросы философии”.
Отдать должное, Татьяна Сергеевна никогда не спекулировала на теме, которая неизменно всплывает в статьях и фильмах о Георгии Ивановиче, — его пристрастии к спиртному. Оно имелось, и актер честно признавался в этом в дневниках. Писал и о том, что специально лечился от хронического алкоголизма, впрочем, не очень успешно. Но такого, чтобы Бурков сорвал съемки, спектакли, уж тем более такого, что он испортил жизнь жене и дочери — не найдешь днем с огнем.
Калина красная
Почему Бурков пил? Отчасти, может быть, понятно из его дневников. Он писал, что ждёт других ролей, Дон Кихота или Гамлета, и что его постоянно мучает стыд за жизнь, которая вокруг. Ради справедливости надо сказать, что он жил точно такой же жизнью. Правда, звание получил только в 47 лет, хотя служил в таких театрах, как “Современник” и МХАТ. К нему очень хорошо относился Олег Ефремов, но каких-то заметных ролей не давал, считал, что удел Буркова — играть людей из народа.
Гораздо больше Георгию Ивановичу повезло в кино. Его можно назвать актером таких корифеев, как Эльдар Рязанов, Карен Шахназаров, Николай Губенко и, конечно, Василий Шукшин.
Их дружба с Василием Макаровичем продлилась всего два года. Бурков успел сыграть у Шукшина в “Печках-лавочках” и “Калине красной”, причем оба раза — матерых уголовников. Что интересно, так же достоверно Бурков изображал милиционера в “Рассказах о Кешке и его друзьях” и главного героя в телесериале “Профессия — следователь”.
В 1975 году Шукшин и Бурков работали в картине Сергея Бондарчука “Они сражались за Родину”. Шукшин играл “номера первого” пулеметного расчета, Бурков — номера второго. В жизни их отношения были примерно такими же, Георгий Иванович с восхищением смотрел на своего друга снизу вверх. Их общей мечтой было ни много ни мало создать новое театральное движение. Какие они вкладывали мысли в это дело, узнать не дано. На съемках фильма Василий Макарович умер. Первым об этом узнал Бурков, зайдя утром в каюту (актеры жили на теплоходе) друга.
Внезапная смерть Шукшина до сих пор окружена слухами, а Бурков был уверен, что Василия Макаровича убили. Возможно, так он пытался защититься от утраты, которая, совершенно точно, что-то убила внутри его самого.
Смерть Буркова была почти такой же неожиданной. Наступила перестройка, с “полки” достали знаменитую ныне поэму Венедикта Ерофеева “Москва — Петушки” и собирались экранизировать. Бурков идеально подходил на главную роль. А Эльдар Рязанов предложил еще одну “замануху” — роль Президента в отнюдь не комедийной картине “Небеса обетованные” (эту роль в итоге сыграл Валентин Гафт).
В июле 1990 года, находясь дома, Георгий Иванович встал на подлокотник дивана, чтобы достать сверху книгу, и упал. Оказалось — перелом. Рязанов смеялся: ничего, мол, у нас Президент как раз хромой. Но потом выяснилось, что падение или операция вызвали отрыв тромба, против которого медицина оказалась бессильна.
Через два года после смерти актера на свет появился его внук, Георгий Бурков.
