Почему тот, кто, по мнению публики, был лучше Маяковского, так и не стал классиком.
Подписаться на нас в соцсетях
Советский поэт Лев Озеров писал: “Что делать с Северяниным? Гремел поболее чем Блок. И вот — так тихо”. Игорь Северянин вошел в литературу вместе с целым поколением гениев и отнюдь не остался незамеченным. Его талант признавала Анна Ахматова, Маяковский всю молодость с ним соревновался — а ведь нельзя соревноваться с тем, кого ты не считаешь по крайней мере равным себе.
Порожденные так называемым Серебряным веком русской поэзии прожили разную жизнь и имели разные отношения с советской властью. Но многие из них в конце концов “удостоились” и школьной программы, и поэтических сборников, и даже собраний сочинений. А Северянина впервые издали в СССР только в 1975 году. И до сих пор его не так чтобы знают.
Андрей Вознесенский называл Северянина “форелью культуры” и говорил о нем: “Эта ироничная, капризно-музыкальная рыба, будто закапанная нотами, привыкла к среде хрустальной и стремительной”. Так почему же эта “форель” так надолго была выплеснута из нашей культуры?
Звезды и девы
Игорь Лотарев родился в Петербурге 16 (по новому стилю) мая 1887 года. Его отец был военным инженером и характер, наверное, имел несентиментальный. А вот мама, Наталья Степановна Лотарева, была дворянских кровей и состояла в родстве со знаменитым поэтом Афанасием Фетом. Возможно, что-то такое передалось маленькому Игорю, и уже в восемь лет он написал первое стихотворение, которое называлось “Звезда и дева”.
Родители в конце концов расстались, Игорь жил то у дяди, то у тетки, но в основном годы его ранней юности протекли вместе с отцом, который вышел в отставку и переехал в усадьбу Сойволе близ Череповца. В этом городе Игорь Лотарев четыре года посещал реальное училище.
Наверняка отец хотел для сына серьезной профессии, но Игорь мечтал прославиться как поэт. В 16 лет, с подростковой категоричностью, он решил порвать с родителем и вернулся к матери в Петербург. Отца он больше не увидел — через год Василий Петрович умер.
Зимой 1905 года в жизни Игоря случается романтическая история. На станции Гатчина он познакомился с девушкой по имени Евгения. Она была всего лишь на год старше. Женечка Гуцан, в отличие от Игоря, не витала в облаках. Ее отец-дворник беспробудно пил, девушка зарабатывала шитьем, чтобы заботиться о семье. Не удивительно, что черноволосый юноша, нараспев читавший стихи (которые нигде не печатали) вскружил ей голову. Утверждают, что Игорь продал книги, дабы снять номер в петербургской гостинице, где он и Женечка “зависли” на целых три недели. Он называл возлюбленную Златой — дескать, теперь она фактически замужем за ним, за Лотаревым, следовательно, Злата, и всё тут.
Но брака не случилось, а вот беременность — да. Мать Игоря категорически возразила против такого неравного союза, да и юноша не сильно сопротивлялся. Евгения быстро нашла себе богатого покровителя, который взял красавицу в жены. Они еще встретятся — через 16 лет в Берлине. Евгения приведет в кафе 16-летнюю Тамару и скажет: “Пора тебе познакомиться с нашей дочерью…”
“А мы — эстеты…”
В том же 1905 году, благодаря всеобщему патриотическому порыву, Игорю удается напечатать свое стихотворение “Гибель “Рюрика” в солдатском журнале. Никакого громкого и даже тихого успеха не случилось. Молодой поэт обратился к богатому дяде, и на его деньги стал издавать брошюры с “поэзами” — так будущий Северянин всегда называл свои стихи. В 1907 году он познакомился с Константином Фофановым. Этот ныне забытый поэт-романтик считается предвестником русского модернизма и символизма. Ко времени знакомства с Игорем Лотаревым Фофанов нищенствовал и пил. Но Северянин всегда считал эту встречу “великим днем”.
По совету Фофанова Игорь выбрал себе поэтический псевдоним. Между прочим, при его жизни он звучал как Игорь-Северянин, через черточку. Из 35 брошюр, изданных Игорем Васильевичем на дядины деньги, последние 20 вышли уже под новой фамилией.
Не известно, сколько времени Игорь Северянин мог бы пробавляться “самиздатом”. Но зимой 1910 года в Ясной Поляне Лев Толстой, находившийся в раздрае с самим собой и окружающим миром, услышал следующие строки:
Вонзите штопор в упругость пробки,-
И взоры женщин не будут робки!..
Да, взоры женщин не будут робки,
И к знойной страсти завьются тропки.
Точные детали этого события до сих пор варьируются. Одни говорят, что стихи Северянина прочитал классику писатель Иван Наживин. Еще говорят, что Толстой сильно возмущался. Другие, наоборот, утверждают, что он смеялся до слез. Но в любом случае, услышав это, Толстой заявил: “Чем занимаются! Это — литература!.. Кругом виселицы, полчища безработных, убийства, невероятное пьянство, а у них — упругость пробки”.
Приговор оказался звездным билетом. Теперь напечатать Северянина мечтали все, вроде бы он немедленно получил чуть ли не 50 предложений от издателей. И вскоре публика с замиранием сердца читала:
Это было у моря, где ажурная пена,
Где встречается редко городской экипаж…
Королева играла — в башне замка — Шопена,
И, внимая Шопену, полюбил ее паж.
Или:
Колье принцессы — аккорды лиры,
Венки созвездий и ленты лье.
А мы, эстеты, мы — ювелиры,
Мы ювелиры таких колье.
Возможно, на фоне поэзии Серебряного века изыски Северянина не были оригинальными. Но много поэт сделал впервые. Например, произнес слово “футуризм”. Кстати, слово “бездарь” тоже придумано им. Ну и, конечно, как было положено в то время, Северянин встал во главе нового направления — эгофутуризма, и обосновал его.
“Страх перед смертью, так неожиданно обрывающей нить жизни, желание чем-нибудь продлить своё кратковременное существование, заставил человека создать религию и искусство… Природа создала нас… Она вложила в нас эгоизм, мы должны развивать его”.
Популярность Северянина стремительно растет. В 1912 году он пишет:
Я, гений Игорь Северянин,
Своей победой упоен:
Я повсеградно оэкранен!
Я повсесердно утвержден!
Еще через год выходит сборник “Громокипящий кубок”, к которому очень благожелательное предисловие пишет знаменитый тогда поэт-символист Федор Сологуб. Вскоре Федор Кузьмич организует турне поэтов. Это был, наверное, первый опыт чтения стихов с эстрады. И в этом турне Северянин сближается с еще одним поэтом-футуристом, всего лишь 20-летним Владимиром Маяковским.
Ананасы в Маяковском
Познакомились поэты благодаря девушке, за которой ухаживали вдвоем. Они соперничали не только в амурных делах. Маяковский выходил на сцену в желтой блузе, свои стихи-лозунги подкреплял энергичным взмахом руки. Северянин всегда выступал в длиннополом сюртуке, на публику не обращал внимания и читал нараспев, полуприкрыв глаза. Но до поры до времени их разность, человеческая и поэтическая, не мешала дружить.
В 1915 году благодаря Маяковскому родились, пожалуй, самые известные у нас строки Северянина. Поэт Вадим Баян утверждал, что это случилось в 1915 году, в Петрограде, у него в гостях. Маяковский обмакнул дольку ананаса в шампанское и предложил в присущей ему манере: “Игорь, детка, попробуйте, это удивительно вкусно!”. “Детка”, который был старше на шесть лет, немедленно отозвался импровизацией:
Ананасы в шампанском! Ананасы в шампанском!
Удивительно вкусно, искристо́ и остро́!
Весь я в чём-то норвежском! Весь я в чём-то испанском!
Вдохновляюсь порывно! И берусь за перо!
Немного позже стихотворение было дописано и опубликовано в сборнике, который так и назывался, — “Ананасы в шампанском”. Многие полагают, что через два года, уже после Февральской революции, Маяковский проявил злопамятство и ответил: “Ешь ананасы и рябчиков жуй, день твой последний приходит, буржуй!”.
Конечно, он обращался не к Северянину. Какой там буржуй — Северянин не знал, куда деваться от голода и холода. В 1918 году он перебирается в эстонский поселок Тойла в той еще компании — пожилая матушка, гражданская жена, бывшая гражданская жена, пятилетняя дочь от бывшей и няня. На нем большая семья, и Северянин надеется, что в Эстонии будет теплее и сытнее. Россия рядом — рукой подать, и он еще успевает в феврале 1918 года вернуться в Москву и принять участие в знаменитом турнире за звание Короля поэтов.
Основным его соперником, конечно же, был Маяковский. К тому времени их дружба давно кончилась. Еще в 1915 году Маяковский в своей поэме “Облако в штанах” пишет:
А из сигарного дыма
ликёрною рюмкой
вытягивалось пропитое лицо Северянина.
Как вы смеете называться поэтом
и, серенький, чирикать, как перепел!
Сегодня
надо
кастетом
кроиться миру в черепе!
Понятно что Маяковский был уверен в своей победе, ведь он поэт нового времени. Однако с преимуществом в несколько десятков голосов, к ненависти “глашатая революции”, победил Игорь Северянин. Гонорар за эту победу позволил ему какое-то время относительно безбедно существовать в Эстонии. Но вскоре республика объявила о своей независимости, Северянин оказался эмигрантом поневоле, и дорога в большую страну была ему закрыта. А вместе с ней — миллионные тиражи и “миллионная” слава, которая, как известно, без соответствующей поддержки быстро проходит.
Расколотый хрусталь
Игоря Васильевича всегда любили женщины, а он охотно позволял им заботиться о себе. В 1921 году он — единственный раз официально — женился на дочке своего домохозяина, Фелиссе Круут. У них родился сын, которого Северянин назвал Вакхом. Прав, наверное, был Валерий Брюсов, упрекавший Северянина в недостатке вкуса.
Между тем близкие отношения Северянина с “пьяным” божеством Вакхом Фелисса решительно пресекала. Она была девушкой практичной, обладала немалыми связями. Какое-то время поэзия Северянина была популярна у русской эмиграции, и Игорь Васильевич вместе с женой гастролировал по Европе. Там и произошла его встреча со “Златой” и не известной ему дочерью.
Северянин настолько впечатлился, что собрался вернуть прошлое, но Фелисса поставила вопрос ребром. Да и вряд ли “Злате”, ставшей фрау Менике и владелицей швейной мастерской, нужен был человек, предавший ее однажды. Но тем не менее они с тех пор начали регулярно переписываться.
Фелиса долго терпела измены мужа — а они были постоянными. Но когда давняя поклонница поэта учительница Вера Коренди начала забрасывать Северянина письмами и угрожать самоубийством, законная жена не выдержала. Коренди, не обладавшая и десятой долей сметки, присущей мадам Круут, была способна только на то, чтобы ходить по домам и продавать сборники некогда знаменитого любовника.
Северянин так и не выучил эстонский язык, хоть и стал автором первой антологии эстонской поэзии на русском языке. Есть сведения, что он пытался или ему рекомендовали попросить советское гражданство, но в итоге Северянин так и не вернулся на родину после того самого февраля 1918 года.
В 1925 году Северянин, оттолкнувшись от знаменитых строк Мятлева “Как хороши, как свежи были розы…”, написал:
Прошли лета, и всюду льются слезы…
Нет ни страны, ни тех, кто жил в стране…
Как хороши, как свежи ныне розы
Воспоминаний о минувшем дне!
Но дни идут — уже стихают грозы.
Вернуться в дом Россия ищет троп…
Как хороши, как свежи будут розы,
Моей страной мне брошенные в гроб!
Ничего не сбылось. Игорь Северянин умер 20 декабря 1941 года в оккупированном немецкими войсками Таллине. Вера Коренди похоронила его в эстонской столице на Александро-Невском кладбище.
В поэзии он не бунтарь и не пахарь,
Вадим Шефнер — об Игоре Северянине.
Скорее — колдун , неожиданный знахарь;
Одним он казался почти гениальным,
Другим — будуарно-бульварно банальным.
Гоня торопливо за строчкою строчку,
Какую-то тайную нервную точку
Под критиков ахи и охи, и вздохи
Сумел он нащупать на теле эпохи.
