Она могла отказать Василию Сталину, ссорилась с министром культуры, а зрителям всегда кланялась в пояс.
Подписаться на нас в соцсетях
В воспоминаниях о Шульженко обязательно звучит слово “магия”. Ведь она не была красавицей, не обладала консерваторским вокалом. Но стоило услышать что-то в ее исполнении, уже невозможно было представить эту песню с другими интонациями. А мужчины в буквальном смысле теряли из-за нее голову.
Кипучая лава
Клавдия родилась 24 (по новому стилю) марта 1906 года в Харькове. Отец ее, Иван Иванович, имел скучную профессию бухгалтера, но был настолько одарен, что на домашние спектакли “Шульженок” собирались друзья и знакомые, а под окнами неизменно торчала толпа зевак.
Однажды гимназистке Клаве удалось побывать на концерте знаменитой в ту пору Надежды Плевицкой. Тогда девушка впервые поняла, как много зависит не только от голоса, слов и музыки, но и от интонации, от драматургии, которую привносит исполнитель. Однако Шульженко не могла подумать, что через много лет за всё это будут превозносить ее саму. Она видела себя драматической артисткой.
Впоследствии про нее говорили “Шульженко Клава — кипучая лава”. Характер у нее всегда был что надо, вернее, просто был. И в 17 лет она вместе с подружкой отправилась к директору харьковского театра Николаю Синельникову с просьбой прослушать их и, естественно, принять в труппу.
“Что вы умеете?” — обратился к ней Николай Николаевич. — “Всё!” — скромно ответила Клавдия. И вправду, ведь она брала уроки музыки у профессора консерватории и посещала танцевальную студию, которой руководила Наталья Тальори. Под звучным псевдонимом скрывалась фамилия Дудинская. Дочь Тальори, тоже Наталья, впоследствии станет знаменитой балериной, народной артисткой СССР.
Харьков в те времена был настоящей “грядкой талантов”, которым еще предстояло окрепнуть и прозвенеть на весь мир. Кстати, сам Николай Николаевич Синельников был известным театральным деятелем, именно благодаря ему впервые выступила на профессиональной сцене знаменитая Комиссаржевская. Так что под свое крыло он кого попало не брал.
Итак, вернемся к разговору. Николай Николаевич попросил девушку что-нибудь спеть и обратился к скромному молодому человеку за роялем: “Дуня, сыграйте…”. Клавдия засмеялась. Дуней звали Исаака Дунаевского, с которым потом Шульженко будет дружна всю жизнь.
В общем, “Дуня” заиграл, Клава запела, и в театр ее приняли. Но через два года его расформировали. Клавдия работала в других харьковских коллективах и при этом выступала как певица, справедливо полагая, что на эстраде карьеру можно сделать быстрее, нежели в театре. Постепенно местные композиторы стали писать специально для нее.
Однажды молодой человек из публики протянул ей букет, первый в жизни артистки Шульженко. Поклонником оказался начинающий поэт Иван Григорьев. Выдающимся стихотворцем он не был, но выделялся, в частности, клетчатым пиджаком. Григорьев любил не только модную одежду, но и модные идеи. Тогда была популярна теория о “стакане воды”. Дескать, в интимные отношения надо вступать так же легко и не задумываясь, как в жаркий день утолять жажду. Клаве теория была не по душе, пришлось Григорьеву поступать по обычаям: он подарил девушке помолвочное кольцо, а через год должна была состояться свадьба.
Но за это время, находясь в гастрольной поездке, Шульженко познакомилась с куплетистом Владимиром Коралли (настоящее имя — Вольф-Бер Кемпер). Коралли, хоть и был ровесником Клавдии, но имел богатый опыт личных побед. И Шульженко поняла, что свадьбы с Григорьевым не будет.
Однако еврейская мама Владимира не хотела, чтобы ее сын женился на “гойке”. И тогда Шульженко снова начала встречаться с Григорьевым. Этого Коралли не стерпел, на одном из концертов между мужчинами за кулисами случилась чуть ли не драка. В 1930 году Владимир Коралли и Клавдия Шульженко поженились.
Синий платочек
Благодаря этому браку Коралли открыл в себе еще один талант — продюсера. Он распрощался с артистической деятельностью, супруги переехали в Ленинград, где устроились в мюзик-холл. Это было время расцвета эстрадных обозрений, джаз-оркестров и прочего нелегкого-легкого жанра. Любопытно, что в тот момент в питерском мюзик-холле работали Дмитрий Шостакович, Исаак Дунаевский, Леонид Утесов.
Говорят, что два знаменитых композитора были страстными картежниками, и однажды Шостакович проиграл Дунаевскому собственный рояль. Клавдия Ивановна, которая к тому времени уже набирала популярность и неплохо зарабатывала, выкупила инструмент. И не расставалась с ним до самой кончины.
В 1932 году у пары появился сын Игорь. Шульженко называла его главным мужчиной своей жизни, но в основном ребенок находился в Харькове у дедушки с бабушкой. Шульженко становилась все более востребованной. В ее репертуаре появились песни, которые потом стали называть “визитными карточками” Клавдии Ивановны, — “Записка”, а также “Андрюша” и знаменитый романс “Руки”, созданные композитором Ильей Жаком.
Когда по клавишам твои скользили пальцы,
Каким родным казался каждый звук.
Под звуки старого и медленного вальса
Мне не забыть твоих горячих рук!
Много позже Шульженко признавалась, что пела это для Ильи Жака, но тот был женат, и отношения между певицей и композитором были чисто профессиональными.
Перед самой войной Коралли и Шульженко создали уже собственный джаз-ансамбль, который выступал с большим успехом по всему Советскому Союзу. Известие о нападении гитлеровцев застало супружескую пару на гастролях в Ереване. Девятилетний Игорь в это время находился в Харькове, к которому немцы приближались семимильными шагами.
Супруги немедленно выехали в город. Ребенка должны были привести на вокзал. Но началась бомбежка, и поезд проследовал мимо Харькова без остановки. Спасло ситуацию то, что из Харькова чуть ли не в последний момент эвакуировался ленинградский Театр миниатюр, где выступал Аркадий Райкин, друживший с семьей. Он и привез мальчика потерявшим покой родителям.
До 1943 года семья находилась в осажденном Ленинграде. За это время Коралли и Шульженко дали около 500 концертов, не только в городе, но и на передовой. В репертуаре появляется знаменитая песня “Синий платочек”.
Этот вальс польского композитора Ежи Петербургского был написан в 1940 году и сразу приобрел большую популярность. Первоначальный вариант текста создал Яков Галицкий, и песню включили в свой репертуар Лидия Русланова, Изабелла Юрьева и другие знаменитые певцы. Но Шульженко стала исполнять “Синий платочек” только после того, как в 1942 году военный корреспондент Михаил Максимов, по ее просьбе написал новые куплеты.
За них, родных,
Желанных, любимых таких,
Строчит пулеметчик за синий платочек,
Что был на плечах дорогих.
Теперь уже невозможно представить, чтобы эта песня звучала по-иному.
Война сделала Клавдию Шульженко всенародно любимой певицей. С тех пор ее неповторимое лирическое сопрано, часто переходящее в речитатив, выразительные лицо и руки, жесты, точно приуроченные к слову, создавали необыкновенную атмосферу. Когда Шульженко пела, в ее руках появлялись то записка, то веер, то платочек. Это был настоящий театр одной певицы. При этом она обращалась к каждому отдельному слушателю. Лучшие песни Шульженко всегда окрашены личной интонацией — “Эх, Андрюша, нам ли быть в печали…”, “Ваша записка в несколько строчек…”, “Давай закурим, товарищ, по одной!”.
Первые военные месяцы Шульженко, вступившая в ряды Красной армии, пела в гимнастерке. Но однажды то ли кто-то из офицеров, то ли солдаты сказали ей, что посреди дыма, огня и грохота они очень бы хотели увидеть певицу в концертном платье, как “до войны”. Чемоданчик с единственным нарядом Шульженко берегла как зеницу ока. Однажды во время бомбежки она прикрыла этот чемодан собственным телом, а потом, оправившись от испуга, смеялась над собой: “Вот я дура! Надо было голову закрывать, а не тряпки!”.
Г.Е.
На самом деле Клавдия Ивановна любила и умела хорошо одеться, а квартиру, видимо, кооперативную, которая была у них с Коралли в Москве, обставляла старинной мебелью, приобретаемой на барахолках. Она стала шить у лучших портних, обожала французские духи и чуть ли не по разрешению кого-то из высокого начальства выписывала иностранные журналы мод.
В 1954 году вышла первая большая пластинка Шульженко. Тиражи ее винилов впоследствии достигли рекордной цифры в 170 миллионов. Но, как ни странно, она долгое время не была обласкана каким-то особым вниманием власть имущих, звание народной артистки СССР получила только к 65-летию. А по молодости благодаря своему острому языку Шульженко создавала себе ситуации, опасные не только для карьеры.
Вероятно, руководители культуры полагали, что после войны Шульженко перейдет на гражданственный репертуар. Но певица, наоборот, избавилась от песен, которые не ложились на ее манеру. За это ее обвиняли в мещанстве и прочей несознательности.
Но официоз официозом, а 31 декабря 1952 года в ее квартире раздался звонок: “Клавдия Ивановна, вы должны спеть на новогоднем приеме у Василия Иосифовича Сталина”. — “О таком надо предупреждать заранее, я с семьей встречаю праздник” — ответила певица и положила трубку. Коралли, узнав, что произошло, побледнел от ужаса и сказал, что их всех арестуют. Но обошлось.
Брак этот со временем все больше превращался в деловой союз. В 1956 году супруги развелись, сейчас уже не разберешь, по чьей инициативе. Но развод был не мирным. Владимир Филиппович умудрился продать часть квартиры, и роскошные апартаменты превратились в коммуналку.
Шульженко пыталась решить квартирный вопрос у министра культуры Екатерины Алексеевны Фурцевой. Однажды певице пришлось просидеть в приемной час после назначенного времени. “Ваша министр плохо воспитана” — сказала Клавдия Ивановна секретарше и удалилась. Затем у них состоялась встреча, во время которой Фурцева стала наставлять артистку — что и как следует петь. И вроде бы Шульженко ответила: вы — бывшая ткачиха, а я — певица, которую слушают миллионы. В общем, на больших правительственных концертах Фурцева стала демонстративно выходить из зала, когда на сцене появлялась Шульженко.
Но квартирный вопрос она все-таки решила. В этом ей помог Георгий Кузьмич Епифанов. В юности, однажды услышав Шульженко, он влюбился в ее голос, потом стал ходить на концерты. Ко всем праздникам, включая дни авиации и нефтяников, Клавдия Ивановна получала поздравления, подписанные двумя буквами — Г.Е.
Георгий был моложе своего кумира на 12 лет. В те времена союзы с подобной разницей в возрасте между мужчиной и женщиной не приветствовались. Да и вообще у Епифанова была семья, он стал оператором-документалистом, бесконечно ездил по стране Но однажды друзья пригласили его в Дом творчества, где в это время находилась Клавдия Ивановна. Зная тайную страсть Епифанова, друзья организовали знакомство. Клавдии Ивановна наконец узнала, кто этот таинственный Г.Е. Такое внимание наверняка польстило певице, которой уже исполнилось 50.
Она попросила Епифанова подвезти ее в Москву (у Шульженко никогда не было личного авто), а потом пригласила на чашечку чая. Георгий Кузьмич все тянул время, и Шульженко сказала: “Час поздний. Вы, Жорж, или уходите уже, или оставайтесь”.
Епифанов остался, сначала на целых восемь лет.
Несмотря на разницу в возрасте, он считал Клаву наивной девочкой, которую надо опекать буквально во всем. Так была выхлопотана двухкомнатная квартира для Шульженко, где значительную часть площади занимал рояль Шостаковича.
Как говорил Виталий Вульф, Шульженко умела ссориться. Гнев артистки испытывали на себе все, кто не был погружен в дело так же двестипроцентно, как это делала она. Но Клавдия Ивановна умудрилась поругаться и со своим любимым концертмейстером Борисом Мандрусом. А ведь в ее песенном театре очень многое зависело от живого инструмента. Ну, и Епифанову доставалось — Клавдия Ивановна его безумно ревновала. И через восемь лет они расстались.
– Но как Вы можете гореть,
Когда уж молодости нет?
– Да просто надо не стареть,
И в этом весь секрет.
Так пела Шульженко, и она старалась. Делала изнуряющую гимнастику, никогда не выходила по утрам, как она выражалась, “с лысым лицом”. Одна из первых Шульженко стала носить брюки, и не только в повседневной жизни, но и на концертах. С ней ничего не мог поделать руководитель Гостелерадио Сергей Лапин, который терпеть не мог на экране женщин в брюках и мужчин с бородой.
Одна из гениальных песен Шульженко — на стихи Людмилы Давидович и Виктора Драгунского — “Три вальса”, где музыка Александра Цфасмана звучит в трех разных темпах, а исполнительница проживает возраст от 20 до 70 лет за пять минут. Но однажды семерка с нулем стали реальностью в жизни Клавдии Ивановны.
К юбилейному концерту она готовилась очень тщательно, понимала — это будет ее последний поясной поклон с большой сцены.
Шикарные наряды ей сделал начинающий тогда Вячеслав Зайцев. Она сумела переступить через обиды. За роялем сидел Борис Мандрус, в зале — Георгий Епифанов. И с этого вечера до самой кончины Клавдии Ивановны, случившейся 17 июня 1984 года, они больше не расставались.
