Его и при жизни называли гением. Он и сам себя так называл. А однажды, сидя в самолете рядом с Олегом Ефремовым, посмотрел в иллюминатор и произнес: «Я актер космического масштаба».

Но стоит ли серьезно относиться к столь, казалось бы, нескромным, заявлениям из уст Смоктуновского? Первая половина его биографии изобиловала такими опасностями, что он неоднократно мог попасть с тюрьму, в лагерь, наконец просто погибнуть. Вполне возможно, что когда он наконец получил заслуженную славу, то позволил себе роскошь не придавать значения словам.

Первый провал

Смоктуновскому приписывают разнообразные родословные, с польскими дворянами и евреями, но сам он называл себя белорусом. Предок его когда-то убил зубра в Беловежской пуще и был сослан в Сибирь. Фамилия их сначала звучала по-белорусски как Смактуновичи, а назвали мальчика Иннокентием по Святцам.

Детей в семье было много, прокормить их представлялось практически невозможным, тем более что и дед, и отец Иннокентия были репрессированы за проявления кулачества. Дядю вообще расстреляли. Кешу и его брата Вову взяла на воспитание бездетная тетка, но всё равно было так голодно, что будущий артист хватал что плохо лежит на рынке. Вполне мог угодить в какую-нибудь детскую коммуну, и кто знает, появился бы в мире тогда артист Смоктуновский или нет.

К тому времени семья, теперь уже Смоктуновичей, перебралась в Красноярск. В 14 лет Иннокентий попал в местный театр, что уже само по себе было чудом. Качество зрелища не имело для мальчика никакого значения. Он и сам пробовал ходить в школьный драмкружок, но его оттуда выгнали: когда юный актер вышел на сцену, то вместо того, чтобы произносить текст Антона Павловича Чехова, от нервов громко расхохотался.

Быть или не быть

Как только началась война, отца, который после раскулачивания из мельника стал грузчиком, забрали на фронт. Там он и пропал без вести. А Кеша пытался прокормить семью по обязанности старшего «мужичка». Успел выучиться на фельдшера и на киномеханика, видимо, во время войны эти профессии были востребованы, и устроился в местный театр в массовку. Заодно научился подделывать театральные билеты. Так что юный Смоктуновский был очень далек от того неземного образа, который приобрел много позже.

Как только ему исполнилось 18, он был призван на фронт и тут же попал в район Курской дуги, правда, самые горячие события не застал. Как он сам вспоминал, в атаку бросался с глупой храбростью. То же безрассудство помогло ему бежать из немецкого плена, куда он угодил в конце 1943 года. Долго, мучаясь от дизентерии, шел какими-то глухими дорогами, пока не набрел на деревеньку, где его хозяева пустили в дом, рискуя жизнью.

Когда его подобрали, то повели в баню. Мыли его молодухи, истосковавшиеся по мужскому телу. Они пытались разными способами «разбудить» зов пола в измученном парне, но тот только растерянно улыбался. Потом его начали откармливать. Ужасно хотелось есть, но всё сразу выходило обратно. В основном он лежал, жутко слабый. Напротив его лица на стене висело зеркало, но Иннокентий этого не понимал. Он разговаривал сам с собой, и в бреду ему казалось, что какой-то страшный мужик постоянно отвечает.

Не каждый расскажет о себе такое. Но, может быть, эти откровения – лучший ответ на вопрос, как ему удалось сыграть роли князя Мышкина и принца Гамлета, персонажей с абсолютно расколотым сознанием.

Минус 39

В украинской глуши, где его выхаживали, Смоктуновский сошелся с партизанами, вместе с ними влился в стрелковую часть и войну закончил в Германии, имея две великих медали «За отвагу». Но, несмотря на все подвиги, после Победы на Смоктуновском лежала печать указа, который назывался «минус 39». Он запрещал людям, побывавшим в плену, жить в 39 крупных городах СССР. Оставаться в Красноярске было опасно. За компанию с приятелем он пошел в театральный, в надежде на приятную жизнь. Однако ничего приятного не получилось, страх гнал куда-то в глухомань. Наконец Иннокентий оказался в Норильске, потому что оттуда уже точно никуда не сошлют. И там же он поменял фамилию: может быть, Смоктуновский звучало «артистичнее», а может быть, все гораздо проще – сразу стирались из биографии и репрессированные родственники, и плен. Вместе с исконной фамилией он потерял в Норильске и все зубы, а ведь ему было чуть за 25, и он был артистом, пусть малоуспешным.

Тогда Смоктуновский решил, по старорусской актерской традиции, направиться «из Вологды в Керчь». Начались его очередные скитания: Грозный, Махачкала, Сталинград. У него появилась жена, очень талантливая Римма Быкова, всегда предпочитавшая театр экрану. Самый известный ее фильм – «Дневной поезд», где она играла мать героини молодой Маргариты Тереховой. В фильме ей 50, а в молодости она была красоткой. И, говорят, мужу своему верность не хранила, Смоктуновский даже подрался с соперником. В общем, не вышел у них брак. К слову, когда позже Быковой с восторгом рассказывали, как очередной раз фантастически сыграл ее «бывший», она только плечами пожимала и говорила: «Да что он может сыграть?».

В 1955 году Смоктуновский, в единственном спортивном костюме, отправляется покорять Москву. Там, ночуя в подъездах, в театре Ленинского комсомола он познакомился с сотрудницей пошивочного цеха Шламитой (Суламифью) Кушнир. Позже он стал звать ее Соломкой. И действительно, эта хрупкая женщина, можно сказать, подарила миру космического артиста Смоктуновского.

Из грязи – в князи

Суламифь являлась дочерью писательницы и падчерицей художника, у нее были связи в мире искусства. Ей удалось добиться того, что ее мужа, распоряжением самого Ивана Пырьева, пристроили в Театр-студию киноактера, хоть на какую-то зарплату. А в этом театре всегда можно было найти мастеров экрана, пережидавших творческий застой, поэтому туда нередко приезжали кинорежиссеры в поисках подходящих кандидатур. И однажды Александр Иванов, часто снимавший на военную тематику и собиравшийся ставить фильм по повести Виктора Некрасова «В окопах Сталинграда», углядел Смоктуновского. Худой, интеллигентный, с несколько отрешенным взглядом, неизвестный актер прекрасно подходил на роль очкарика Фарбера, непонятно как оказавшегося на войне.

Поскольку Некрасов никогда не дружил с официальной властью, а потом и вовсе эмигрировал, фильм имел очень короткую судьбу в прокате. Но его успел посмотреть кто-то из очень влиятельных людей Ленинградского Большого драматического театра. Может быть, даже сам Георгий Товстоногов, главный режиссер. Скорее всего, совет исходил от знаменитого актера Евгения Лебедева который был другом и родственником Товстоногова. Лебедев снимался со Смоктуновским в фильме «Шторм», вероятно, заинтересовался. Скорее всего, он посоветовал «Гоге» посмотреть новенького, ведь Георгий Александрович собирался поставить спектакль «Идиот» по Достоевскому, а актер, которого он выбрал на роль князя Мышкина, его сильно разочаровал. В общем, каким-то образом Товстоногов увидел глаза Фарбера-Смоктуновского и решил, что точно такие же должны быть у Льва Николаевича Мышкина.

Премьера спектакля состоялась 31 декабря 1957 года. По воспоминаниям Смоктуновского, в это предновогодний день зал не был полон. Но потом на спектакль невозможно было достать билет.

БДТ не стал родным домом для Смоктуновского, уж слишком отдельным артистом он был, а Товстоногов любил, чтобы его таланты составляли ансамбль.

Маленькие трагедии

У него еще были выдающиеся театральные работы – царь Федор Иоаннович в Малом театре и Иудушка Головлев во МХАТе, были прекрасные экранные образы, причем иногда поистине жемчужные эпизоды, например, губернатор Цейдлер в «Звезде пленительного счастья».

К сожалению, в последние годы Смоктуновский играл очень много проходных ролей. Но, скорее всего, это было вызвано банальной необходимостью заработать. На дворе уже стояли лихие 90-е, а жизнь детей Иннокентия Михайловича, сына Филиппа и дочки Маши, складывалась не совсем так, как хотелось актеру. Почему-то он решил, что оба должны пойти по его стопам. И даже пристраивал детей в те фильмы, в которых снимался сам. Например, в «Маленьких трагедиях» Михаила Швейцера он играл вместе с Филиппом, и это было отнюдь не в пользу Смоктуновского-младшего. Неоднократно писали и о том, что у Филиппа были проблемы с наркотиками. Сейчас указывают, что он – переводчик. А Мария Иннокентьевна, очень скромная интеллигентная женщина, после смерти отца не стала пробиваться в кино и устроилась работать в музей Художественного театра.

Иннокентий Смоктуновский не собирался умирать в 69 лет. Наоборот, он хотел сниматься еще и еще, просто надо было немного подлечиться в подмосковном санатории. Но оттуда он уже не вернулся. Умер 3 августа 1994 года, под шум ветвей и пение птиц, красиво, легко… Заслужил.