25 апреля – день рождения одного из самых любимых актеров на всем постсоветском пространстве Юрия Яковлева. Мы попросили поделиться воспоминаниями о нем старшую дочь Юрия Васильевича народную артистку России, актрису Театра сатиры Алену Яковлеву.
– Когда родители познакомились, отец был начинающим актером. Кира Мачульская, моя мама, училась в медицинском и собиралась замуж – красивой студентке сделал предложение режиссер, набиравший известность. У отца слава была впереди, но вспыхнувшее чувство поломало все брачные планы. Мои будущие родители долго прятались от маминой мамы, моей бабушки Лели, Елены Михайловны Чернышовой. Но однажды Леля их «засекла» и настояла на том, чтобы они поселились вместе с ней. Поскольку бабушка всю жизнь посвятила театру, зятя она приняла со всей душой.
На молодую семью сразу свалились не то что проблемы, а настоящие трагедии. Мама заболела туберкулезом. Несмотря на то, что болезнь опасная и заразная, отец очень мужественно выхаживал Киру. А потом умер их первый ребенок, сын, не прожив и трех дней. Казалось бы, пережитое должно было сплотить их навсегда… Но жизнь распорядилась по-другому, они расстались, а вскоре после моего рождения появился мой брат Алеша.
Отец не терял меня из виду, но в своем раннем детстве я его практически не помню. Первые воспоминания связаны скорее с артистом Юрием Яковлевым, чем с папой Юрой. Когда мне было лет девять-десять, он привел меня на знаменитый вахтанговский спектакль «Принцесса Турандот», где к тому времени уже лет 10 как играл Панталоне. Я смотрела на сцену, и отец мне казался каким-то огромным человеком. А потом он отвел меня в гримерку. Ему по роли полагалась трость, он прислонил ее к стене и сказал, что сейчас придет. Я почему-то как зачарованная смотрела на эту трость, забившись в угол. Мне в голову не приходило выйти в коридор и идти искать папу, казалось, что театр – это какое-то нереальное пространство. Кстати, с тех пор запах кулис и грима, специфический запах театра, у меня почему-то ассоциируется исключительно с Театром имени Вахтангова.
Маленькой я редко звонила отцу, стеснялась. Если подходил кто-то другой, сразу бросала трубку. А если подходил он, то первые секунды не могла заговорить, на меня, как и на всех, действовал его необыкновенный голос. Не зря же сотрудники Гостелерадио говорили, что голос артиста Яковлева нужно разливать в банки и продавать как лекарство.
Мама потом вышла замуж за моего чудесного отчима Колю, журналиста-международника «Известий» Николая Иванова, который всегда был моим надежным другом и многому меня научил. И мне трудно сказать, как сложилась бы моя жизнь, если бы я с рождения росла вместе с отцом. Например, пойти на факультет журналистики мне посоветовал Коля, но и отец считал, что мне не стоит становиться артисткой. Я неоднократно рассказывала, как однажды столкнулась с ним, будучи уже студенткой «Щуки», в коридорах училища, и он страшно удивился – что это я тут делаю?
«Хочешь быть плохой артисткой?
– Нее, я хорошей хочу».
Первый раз он пришел посмотреть на меня как на актрису уже на третьем курсе, и то – его настойчиво позвала Алла Александровна Казанская. Именно она разглядела во мне «героиню», до этого мне давали острохарактерные роли, с наклеенными носами и ушами. Казанская начала готовить со мной отрывок из «Вешних вод» Ивана Сергеевича Тургенева. Поначалу мне было непривычно: красивое платье, открытые плечи, прическа…
Тот показ я запомнила на всю жизнь. По задумке режиссера я выходила из дальних дверей зрительного зала, шла по проходу и поднималась на сцену по лестнице. У меня так трясся подбородок, что первую реплику я произнесла, стоя спиной к зрителям. Больше такого не было никогда. Но все прошло очень хорошо, отца тогда все поздравляли. Сам он обычно не был щедрым на комплименты, просто констатировал какие-то вещи. Но я помню несколько эпизодов, когда сумела задеть его за живое.
Однажды я пригласила его в театр «Модернъ», где играла один из своих любимейших спектаклей «Катерина Ивановна». Мне рассказывали, что отец после второго акта вышел в фойе, закрыв лицо руками, и сказал: «Как же она похожа на мою маму!».
Его мама, Ольга Михайловна, всю жизнь проработала медсестрой. Кстати, и ее все, даже отец, называли Лелей. Я ее застала, конечно, она меня очень любила. Вот интересно, характером, что называется – нутром, я в бабушку Лелю Чернышову, а вот внешностью – в Лелю Яковлеву. У нас даже родинки под глазами в одном месте. Антон, мой самый младший брат по отцу, как-то увидел бабушкину фотографию и спросил: «Алена, это ты в каких пробах?», даже не понял, что это не я. К моему 50-летию отец сделал мне чудесный подарок – художественно оформленный диптих из бабушкиной и моей фотографий.
Второй случай тоже связан с театром. Отец пришел посмотреть «Между светом и тенью», спектакль был поставлен по пьесе Теннесси Уильямса «Орфей спускается в ад». У меня была главная женская роль, Лейди, которая в начале сюжета берет на себя управление магазином вместо старого мужа. Режиссер – знаменитый Юрий Еремин, я любила спектакль, считаю, что это была хорошая работа. Но отцу, видимо, не понравилось, потому что он стал со мной спорить, чего за ним обычно не водилось. Он вообще старался избегать конфликтов, сразу уходил от них. Мама говорила, что на него невозможно было обидеться, как на князя Мышкина. А отец сравнивал себя с другим своим героем, Стивой Облонским из «Анны Карениной», который во всех трудных ситуациях предпочитал обезоруживающе улыбаться.
А тут мы с ним не на шутку заспорили о моей роли. Отец говорил, что Лейди получилась слишком жесткой. Я ему приводила в пример своих многочисленных знакомых «бизнесвумен», которые крайне авторитарны. Тем более что вся роль строилась на контрасте, влюбившись, героиня становилась нежной и незащищенной.
Отца потрясло даже не то, что я так рьяно выступаю адвокатом роли, а мой напор. У меня есть такая особенность: когда хочу убедить собеседника, начинаю говорить на повышенных тонах. Моя дочь Маша периодически морщится: «Мама, зачем ты кричишь?!». А я не кричу, просто пытаюсь доказать свою точку зрения. В общем, после нашего диспута отец даже сказал маме, что не ожидал от меня такого напора.
А вообще в моем характере много чего от отцовского. Я тоже не люблю выяснения отношений, ссоры, предпочитаю в таких случаях просто не общаться. Я в него пофигистка в хорошем смысле слова, и это не раз спасало меня в трудных ситуациях, он передал мне ощущение легкости, воздушности жизни.
Я очень благодарна третьей супруге отца, Ирине Леонидовне, которая нас – отца, братьев и меня – по-настоящему объединила. Всегда помню наши посиделки, когда за столом находился папа. Никогда не было картины: великий актер ненадолго отрывается от искусства, чтобы обнять детей, потрепать по головам внуков и удалиться в Храм творчества. Юрий Васильевич был очень компанейским, любил анекдоты, байки, хохотал громче нас всех. На столе часто стояли грибочки, которые отец обожал собирать и очень вкусно их готовил, всегда была кислая капуста. Не помню, чтобы он был капризным, привередливым.
Отец никогда не лез в мою личную жизнь, но всегда был в курсе. Очень радовался, когда я родила Машу. Обожал с ней играть, они вместе ползали по полу, тут же обязательно крутились и гавкали собаки, которые у отца были всю жизнь. Дедушка с внучкой могли даже удалиться в отдельную комнату и играли там в какие-то свои игры. Он никогда не высказывался по поводу намерений Маши стать артисткой, но приходил на ее показы, смотрел фильмы, даже «Кармелиту» осилил, от которой, конечно, был далек.
Любимым писателем отца был Чехов, у него в квартире имелся кабинет с роскошной библиотекой. Вот чего он точно не мог понять – почему сейчас читать «не модно». Не скажу, чтобы он брюзжал по поводу современной молодежи, он вообще был человеком терпеливым, даже на свое здоровье редко жаловался, только тогда, когда уже, видимо, сильно болело.
Его беспокоил позвоночник, я устраивала его в подмосковный санаторий, куда он поехал на целых две недели. А вообще, если он не работал, то проводил время в Доме отдыха «Щелыково» и на даче.
Когда он в ноябре 2013 года лег в больницу, к нему ездили Алеша и Антон, он просил, чтобы «девочки», то есть мы с Машей, не приходили, видимо, не хотел, чтобы мы видели, как ему плохо. 30 ноября его не стало. Я узнала об этом по пути на съемки. Не знаю, может быть, в этом есть даже что-то символическое…Отец ведь всегда мечтал о новых ролях, правда, театр он любил намного больше, чем кино. И не его вина, что у артиста такого масштаба в последние годы практически не было ролей…
